Множественные умы Билли Миллигана - Страница 38

Берни Явич согласился. Неразглашение того, о чем еще не было дано показаний, соответствовало и этике, и прямым обязанностям работника прокуратуры.

Но утром 27 сентября «Коламбус ситизен джорнал» разгласил эту историю под крупным заголовком:

ЛИЧНОСТИ «СЛИЛИСЬ В ОДНУ» ДЛЯ РАССМОТРЕНИЯ В СУДЕ

10 ЧЕЛОВЕК «ЖИВУТ» В ПОДОЗРЕВАЕМОМ НАСИЛЬНИКЕ

Когда в клинике Хардинга услышали об утренней газете, персонал попросил Билли рассказать все остальным пациентам, прежде чем они узнают об этом из других источников. Билли рассказал в мини-группе, что его обвиняют в этих преступлениях, но сам он не уверен в содеянном, поскольку в то время был не один.

Вечером новость была передана по телевидению, и Билли ушел в свою палату весь в слезах. Несколько дней спустя он нарисовал портрет красивой молодой женщины с мукой во взгляде – портрет Адаланы, как утверждала и сестра Нэн Грейвс.

Гэри Швейкарт посетил Миллигана 3 октября, приехав на микроавтобусе, чтобы забрать с собой некоторые из рисунков Билли. Он объяснил, что Джуди Стивенсон в отпуске, она уехала с мужем в Италию и не будет присутствовать на слушании по вопросу правомочности, но к началу суда вернется. Во время прогулки Гэри старался подготовить Билли к переезду в окружную тюрьму имени Франклина для ожидания слушания, а также к возможности, что они проиграют дело.

Доктор Джордж был уверен, что Билли стал цельным человеком. Он мог утверждать это по отсутствию видимых эпизодов диссоциации и по тому, как Билли вобрал в себя характеристики отдельных личностей. Сначала доктор видел то часть одной личности, то часть другой, но постепенно получилось полное смешение – гомогенизация. Это стало ясно и персоналу. Все аспекты разных личностей были видны в одном – Билли Миллигане. Доктор Джордж сказал, что пациент готов.

4 октября, за два дня до возвращения Билли в тюрьму, Гарри Франкен из «Ситизен джорнал» опубликовал второй очерк о Билли Миллигане. Из неизвестного источника он получил экземпляр отчета Хардинга и пришел к Гэри и Джуди за комментариями, сказав им, что собирается пустить это в печать. Гэри и Джуди рассказали обо всем судье Флауэрсу, который решил, что эту историю нужно опубликовать еще и в «Коламбус диспэч». Государственные защитники согласились прокомментировать отчет, поскольку он уже не был тайной. Они позволили сфотографировать рисунки, которые Гэри привез из клиники: Моисея, разбивающего таблицы с Десятью заповедями, музыканта-еврея, играющего на рожке, пейзаж и портрет Адаланы.

«Адалана». Портрет маслом работы Аллена

Газетные публикации расстроили Билли, и во время последнего сеанса с доктором Кокен он был подавлен: он страшился того, что могли сделать с ним заключенные, узнав, что одна из его личностей – лесбиянка. Билли сказал ей:

– Если меня признают виновным и отошлют обратно в Ливанскую тюрьму, я должен буду умереть.

– Тогда победит Челмер.

– Что делать? Вся эта ненависть сидит во мне. Я не могу с ней справиться.

Хотя доктор Кокен редко давала советы или инструкции, предпочитая косвенными методами добиваться того, чтобы пациент принимал решение сам, она понимала, что уже не осталось времени на подобного рода терапию.

– Твоей ненависти можно найти полезное применение, – предложила она. – Ребенком ты страдал от оскорблений. Ты мог бы победить эти ужасные воспоминания и человека, который стал их причиной, посвятив свою жизнь борьбе против насилия над детьми. Живым ты можешь бороться и победить. Если умрешь, победит человек, оскорбивший тебя.

Позднее в тот же день, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли сунул руку под кровать и достал бритву, которую Томми прикрепил к перекладине почти семь месяцев назад.

– Вот, – сказал он, передавая ей бритву. – Этого больше не нужно. Я хочу жить.

Донна заплакала и прижала его к груди. Розали он сказал:

– Я не хочу идти в мини-группу. Я должен подготовиться к тому, чтобы быть одному. Я должен стать твердым. Никаких прощаний.

Но члены мини-группы сделали для него прощальные открытки, и когда Розали принесла их ему, Билли расплакался.

– Впервые в жизни, – сказал он, – у меня нормальная человеческая реакция. По-моему, это то, что называют «смешанными чувствами». Я никогда раньше этого не испытывал.

В пятницу 6 октября, в день, когда его должны были увезти, у Розали был выходной, но она приехала в клинику, чтобы проводить его. Она знала, что увидит поднятые брови и услышит язвительные замечания некоторых сотрудников персонала Уэйкфилда, но это было неважно. Она вошла в комнату отдыха и увидела Билли, одетого в синюю тройку. Он шагал взад-вперед по комнате в ожидании, внешне спокойный, полностью владея собой.

Розали и Донна Эгар прошли с ним в административное здание, где его уже ждал помощник шерифа, сидевший за письменным столом.

Когда помощник шерифа вынул наручники, Розали встала, загородив Билли, и спросила, неужели необходимо надевать на него наручники, как на зверя.

– Да, мэм, – ответил помощник шерифа. – Так положено.

– Бросьте, офицер, – сказала Донна. – Когда его привезли сюда, его сопровождали только две женщины. Не тронет он вас и никуда не денется.

– Не я это придумал, мэм. Мне жаль.

Билли протянул руки, и, когда наручники защелкнулись, Розали увидела, как он поморщился. Тюремный фургон двинулся, и женщины шли рядом с ним, пока машина медленно ехала по извилистой дороге к каменному мосту. Они помахали Билли, вернулись на отделение и долго плакали.